вт, 19 март
05:14
Ставрополь
+0 °С, ясно
Эксклюзивы

Иван Аристов: Когда ты лезешь первым, рискуешь всё время

Статья

27 ноября 2018, 17:10

Каково оказаться на крыше мира, что важнее всех регалий и что стоит объяснять всем начинающим альпинистам.

В долине живописного Гуамского ущелья стоит гостиница «Вершина» с большим общим столовым залом в альпийском стиле, где по утрам гости могут сами приготовить себе завтрак и пообщаться перед лёгкой прогулкой по туристическим тропам или трудными скальными восхождениями.
Стены украшают фотографии гор и разные бумаги в рамках. Приглядевшись, среди них можно найти документ о присвоении элитного титула «Снежный барс», благодарственное письмо от Владимира Путина за развитие альпинизма в России и сертификат на тибетском языке, который означает, что его владелец поднимался на Эверест.
Эти бумаги принадлежат Ивану Аристову, кавалеру «Ордена Почёта» и ордена «За личное мужество». «Снежного барса» он получил за восхождение на пять высочайших гор — семитысячников Советского Союза. Также в его послужном списке восхождение на пятую по высоте гору Макалу, руководство экспедицией на второй восьмитысячник Чогори, который считается самой технически сложной вершиной мира, и другие экспедиции. Сейчас Аристов обучает новые поколения альпинистов и воспитывает шестерых внуков. Чуть больше о себе он рассказал в интервью корреспонденту «Победы26». 
Главная высота
Какая из этих бумаг, которые висят на кухне, самая ценная для вас?
Они все значительны, мне трудно выделить. Но Эверест, конечно, самая высокая вершина мира. Мы были очень рады тому, что первыми залезли туда в 2000 году. Было очень много желающих в новом тысячелетии подняться на вершину, участвовали серьёзные национальные команды. И нас — команду города Краснодара — никто всерьёз не воспринимал. Один из регионов страны, даже не сборная России. Но так получилось, что мы оказались первыми на вершине, поднялись все 12 участников экспедиции. На тот момент это был ещё и рекорд Гиннеса.
Какие ощущения были, когда вы поднялись на вершину?
Я подумал: «Слава богу, что больше не надо двигаться вверх. Неужели эта пытка наконец кончилась?». Там каждый шаг даётся с большим трудом. А дальше — радость огромная, слёзы на глазах. Мы это сделали! Счастье! Но где-то близко мысль о том, что надо ещё и спуститься. Она всё время довлеет, эта смутная тревога. Мы уже это проходили, когда с Макалу спускались: шли обнявшись, вдвоём, так как поодиночке не получалось. Вниз идти было тяжелее, чем вверх.
Как происходило восхождение?
Довольно тяжело. У нас не было высотных носильщиков, всё пёрли на себе. Это огромная разница: когда всё для тебя сделано, а ты идёшь просто с рюкзаком, в котором перчатки, каска и пуховик, и когда ты ставишь все высотные лагеря. Рюкзаки по 20-25 килограммов и на высоте 7500-7800 метров. До высоты 8300 метров мы вообще не пользовались кислородом. Были просто старые оборванные верёвки. Мы пробили ступени, повесили новые верёвки, остальные шли по нашим следам. Я очень горд, что нам это удалось. Наша экспедиция шла через день четвёрками. Каждая шла — и была погода: всё сошлось. 
Был ли момент, когда пришла мысль: «Что я здесь делаю? Зачем всё это?».
Я чётко знал, что я там делаю. Накладывает ответственность то, что в тебя поверили, и вернуться, не сходив, не хочется. Эверест — такая гора, на которую хочет подняться любой альпинист, как любой солдат хочет стать генералом.
Есть такие альпинисты, для которых залезть — это не главное. Часто они сами для себя ищут причину, почему не сделали этого. Для нас чётко было ясно, что мы должны туда зайти. И мы делали свою работу, не оглядываясь ни на что. Сомнений, что у нас всё получится, даже не было.
А что могло не получиться?
Высотные восхождения — это лотерея. Там есть фактор времени, которое отведено на экспедицию. Ты ограничен датой в билетах на самолёт, и перенести что-то невозможно. Есть время, необходимое для установки лагерей и акклиматизации. Когда занёс лагеря, занёс грузы, остаётся пять-шесть дней, чтобы сходить на вершину и вернуться. Но есть и фактор погоды. Если в эти пять-шесть дней нет окна, то вся твоя работа насмарку. Часто несчастные случаи происходят из-за того, что нет погоды, но альпинисты, для которых факт достижения вершины важнее, чем своя жизнь или здоровье, всё равно пробуют.
Путь
Сколько вы занимались альпинизмом, перед тем как взойти на Эверест?
Тогда мне было 45 лет, а начал я в 15-16 лет. В девятом классе мы с другом пошли на одну из вершин возле Краснодара — Собер — просто в поход. Взяли напрокат какие-то деревянные лыжи и пошли. Собиралась компания большая, но в конце мы остались вдвоём.  На месте нашли избушку, расположились, а где-то через три-четыре дня туда пришли настоящие альпинисты. Они нас поразили: гитара, свои разговоры, снаряжение, шутки. Для нас это был прекрасный и неизвестный мир. Мы сидели и смотрели на них разинув рты. В эти дни мы старались изо всех сил, кололи дрова, заготавливали — и они сказали, что ребята мы хорошие, и пригласили нас в секцию. Мой друг тогда занимался боксом, я борьбой. Всё это мы бросили и пришли на альпинизм в политехническом институте.
Как получалось совмещать учёбу и тренировки?
Нам приходилось. Тренер Владимир Владимирович Зозуля пускал нас, только просмотрев дневники. Поскольку дело это мы любили, приходилось учиться. Школу я закончил с одной четвёркой — по английскому языку. Остальные были пятёрки. Потом поступил в техникум.
Это в тот, где была секция?
Нет, в станкостроительный, потому что там мой тренер был преподавателем. Единственной мотивацией было то, что благодаря этому мне удастся больше времени уделять горам — это занимало все мои мысли. К станкостроению я был абсолютно равнодушен. В целом, когда занимаешься любимым делом, у тебя энергии становится намного больше, её хватает на всё.
Как вы стали Снежным барсом?
Мы были довольно сильны. Мы, три семитысячника, вообще прошли за двадцать один день.
Ого! Как это возможно?
Мы сходили на Пик Ленина, а уже акклиматизированные быстренько сгоняли на Пик Корженевской и Пик Коммунизма. Программа заняла три недели. На следующий год мы поехали на Тянь-Шань, сходили на Хан-Тенгри, а потом — на Пик Победы.
Во время всех ваших экспедиций был ли момент, когда вы реально находились в смертельной опасности?
Каких-то катастрофических моментов не было. Но практически все свои самые крутые горы я лез первым. Когда ты лезешь первым, ты рискуешь всё время, и есть шанс погибнуть. Зачастую, бывает, даже нормальных точек страховки невозможно организовать. Но всё зависит от того, насколько ты сам цепляешься за эту жизнь.
Как отнеслась семья к тому, что вы пошли на Эверест?
Моя жена Людмила Ивановна до базового лагеря дошла с нами. Ну а дети — привыкли уже, наверное. Переживали, конечно, все.
Новое время
Чем вы занимаетесь сейчас?
Популяризацией и обучением ребят, даём основы альпинизма. Школа альпинизма функционирует уже три года.
Как вы оцениваете состояние альпинизма в России сегодня? Это развивающийся спорт, или происходит какая-то стагнация?
Есть регионы, где этот вид спорта более-менее поддерживается: Красноярск, Алтай, Екатеринбург, Питер и Москва. Но альпинизм в советские годы и сегодня — это две разные вещи. Скажем так, тогда нужны были люди, способные преодолевать и что-то создавать. Государство понимало, что альпинизм имеет огромный воспитательный потенциал. А в 90-е рушилось абсолютно всё, чего уж говорить про спорт. Альпинизм забросили, просто перестали финансировать. Раньше альпинистская путёвка доставалась практически бесплатно. Достаточно было хорошо заниматься в секции, показывать результаты, и можно было поехать за смешные деньги и получить полный пансион и снаряжение, инструкторское сопровождение. 
Сейчас всё находится в подвешенном состоянии. Мы не до конца оторвались от старых стереотипов и не пришли толком к новым правилам. Финансирование по-прежнему отсутствует, не хватает молодых инструкторов, у которых достаточно опыта и выносливости. Ну и главное, никто не занимается формированием потребности в альпинизме. Фильмы выходят исключительно голливудские. Я бы, как родитель, если бы не был в курсе и посмотрел такое кино, ребёнка в горы в жизни бы не отпустил, потому что там постоянно происходит что-то плохое.
Вы смотрели фильм «Эверест»?
До половины. Потом мне стало очень противно, и я ушёл.
Почему? Он не правдив?
Я просто не хотел смотреть на то, как люди гибнут. Показывается масса ошибок, которые настоящие альпинисты никогда не сделают. Например, когда человек теряет зрение, а ему говорят: ты тут посиди, мы сходим на вершину, а потом к тебе вернёмся. Не дождётся. Если вы хотите человека спасти, надо отправлять его с гидом вниз. А если гиды настроены на то, чтобы удовлетворить амбиции клиентов, которые заплатили большие деньги, то они обрекли его на смерть. Он просидит час или два, а потом замёрзнет.
В этом году было много сообщений о гибели российских альпинистов. В Краснодарском крае погибли трое восходителей, а затем — спасатель, который их искал. На всю страну стала известна трагедия на горе Латок-1, где погиб один россиянин, а второй провёл почти неделю на склоне, пока его не удалось снять вертолётом. Это связано с проблемами, о которых вы говорите?
В ситуации на Латок-1 ничего тривиального нет. Это Гималаи, в таких серьёзных горах если есть возможность спасти человека — слава богу. Что же касается краснодарского случая — это следствие того, о чём я говорил. Система даёт сбой, и происходят такие вещи. Ребята — почти второразрядники, но опыта ещё недостаточно. Хорошие скалолазы, с большими амбициями и излишне самоуверенные. Это естественно, и мы были такими же. Но у нас были руководители, и мы их слушали. Там же было явное нарушение тактического плана.
Что же делать, чтобы такое не повторялось?
Нужно, чтобы люди постепенно набирались опыта и не перескакивали ступени развития. Проблема у нас в голове. Нам кажется, что если мы получим первый разряд, или станем кандидатом в мастера спорта, или мастером спорта, или поднимемся на Эверест — сразу что-то очень сильно изменится в нашей жизни. Мы стараемся подчеркнуть так свою значимость перед кем-то. Но на самом деле эта значимость никого не волнует. И надо стремиться не к регалиям, а к удовольствию от того, что вы ходите в горы. Людей надо научить этому. Если ты хочешь получать удовольствие — лезь туда, куда уже можешь, а не туда, где умрёшь. Это настолько условно, все эти регалии. Поэтому мы учим, что основной мотивацией должны быть не какие-то достижения, а безопасность.
Вы получили благодарственное письмо за развитие альпинизма от Владимира Путина?
Для меня это было неожиданно. Я тогда был директором мебельной фирмы. В краснодарский офис зашёл мужчина, показал корочку представителя президента. Меня тогда так достали всякие представители, которые хотели на халяву с нас что-нибудь поиметь. Я ему сразу сказал, что ничего никуда не подаю. Он сказал: «Мне от тебя ничего не надо, вот тебе письмо». Тогда не было такого антуража. Мне пару месяцев назад губернатор Краснодарского края Кандратьев грамоту дал, так её полгода оформляли. Хотели бы вы, чтобы, когда ваша внучка подросла, пошла в горы и занималась бы альпинизмом?
Смотря каким альпинизмом, он бывает очень разным. Я хочу, чтобы она прежде всего была адекватной. Альпинизм до поры до времени хорош, пока не начинаешь перегибать палку. Я очень хорошо знаю, что много зависит от того, кто этим процессом управляет. И всем советую, кто хочет в горы, хорошо подумать, с кем идти.