пт, 19 апр.
10:40
Ставрополь
+14 °С, облачно
После коронавируса. Часть 3 — экономическая
Продолжаем цикл публикаций совместно с ведущими экспертами страны и региона. В первой части мы поговорили о том, как пандемия изменит психологию людей. Во второй — как изменится образ жизни и отношение к самим себе. Теперь мы сосредоточимся на экономике и выясним, какие сферы пострадают сильнее всего, а также подскажем, куда лучше пойти работать в условиях кризиса.
Всерьёз и надолго
Большинство независимых экономистов утверждает, что пандемия коронавируса — не причина, а скорее спусковой крючок нового глобального кризиса. До этого несколько лет росли разного рода пузыри, рынки впадали в стагнацию, а центробанки стран вновь и вновь снижали ключевые ставки, чтобы хоть как-то разогнать процессы развития. Приводится много примеров из 2008 и 1929 года. Экономист Константин Баранов, будучи не только теоретиком, но и практиком, написал многостраничный труд о том, почему кризис носит системный характер и насколько уязвима в нынешней ситуации российская экономика.
Если вкратце, то, по его мнению, в условиях пандемии идёт сокращение как трудовых ресурсов, так и, следовательно, самих товаров. Это приводит к снижению спроса и предложения одновременно. Вопреки учебникам, в данном случае «рынок не порешает» и нас ожидает не только ухудшение количества и качества, но и удорожание товаров и услуг, а значит, снижение их доступности:
«Уменьшение стоимостной формы обмена, подчиняясь как капиталистическим, так и финансовым законам приведёт к росту цен. При падении потребительной стоимости будет рост меновой. Рост цен на товары потребления сократит возможность доступа к ним со стороны населения», — пишет Константин Баранов.
При этом он, как и другие наши эксперты, подчёркивает, что компенсационные механизмы на локальных рынках позволят избежать дефицита, в первую очередь, товаров первой необходимости. Вопрос только в их цене и качестве.
В целом же уязвимость российской экономики видится Барановым не только в том, что она по-прежнему слишком зависит от нефтедолларов (вы же следите за тем, что творится с ценами на углеводороды и курсами валют?), а ещё и в растущем доминировании финансового капитала над производственным. Первый, в отличие от второго, может иметь интересы, отличные от национальных.
Как одно из следствий, наша страна неплохо развивалась в последние годы в плане производства товаров (пресловутое импортозамещение), но имеет огромные проблемы с, простите за тавтологию, производством средств производства. Если проще, то мы строим новые заводы, но закупаем на них импортное оборудование (разумеется, за доллары). Либо даже вроде как начинаем делать собственные станки, но из российского на них только шильдик и пара болванок, а остальное — китайское, немецкое и так далее.
Если кто не помнит, «Красный металлист» в Ставрополе некогда был одним из крупнейших станкостроительных заводов страны. Сейчас его территория расчищается под новый жилой комплекс.
Самое главное
Социолог Дмитрий Лушников не разделяет пессимизма своего коллеги, но видит шансы на подлинное возрождение российской экономики как раз в восстановлении реального сектора:
«Будут продолжаться болезненные процессы сворачивания сервисной экономики и общества массового потребления. Стало понятно, что сервисная экономика не может быть суверенной и безопасной, она схлопывается в ситуации кризиса, порождая массовую безработицу. У стран периферийного капитализма (в том числе России) возникнет интерес к реиндустриализации и импортозамещению, как попыткам спасения за счёт запуска относительно самодостаточной экономики с высокой добавленной стоимостью. Появится интерес к «производству без людей» и другим формам проявления нового 6-го технологического уклада, собственно мы их и наблюдаем в ситуации карантина: самоизоляция, дистанционная работа, цифровые сервисы и т.д.».
Государство это понимает и так или иначе готовилось к визиту «чёрного лебедя» уже давно. Как ни странно, советский запас прочности помогает до сих пор, причём не только в медицине, но и в промышленности. По мнению крупнейших международных агентств, российская экономика по итогам года снизит показатели, но куда меньше, чем мировая.
В это можно не верить, но уже несколько недель в Екатеринбурге в три смены работает завод, производящий аппараты ИВЛ. Один из немногих в мире за пределами Китая. А ведь ещё в прошлом году его территорию собирались отдать под строительство очередного храма. А у нас на Ставрополье ещё в марте сразу несколько предприятий разного масштаба переключились на производство антисептиков и средств защиты. В закрытом сейчас на карантин Пятигорске оперативно наладили сборку новых линий под эту продукцию. Всё это свидетельствует о том, что наша промышленность не просто ещё работает вопреки обстоятельствам, а сохранила способность к быстрой адаптации под любые самые стрессовые ситуации.
Шанс для Ставрополья
Политолог Дмитрий Фетисов полагает, что после завершения эпидемии (он настаивает на этом определении так как убеждён, что Россия справится с ней быстрее и меньшими потерями, чем многие другие страны) государству и региональным властям необходимо в первую очередь сосредоточиться на главной проблеме: снижении реальных доходов населения. Решать их можно по-разному, но в любом случае, считает Фетисов, Ставрополье оказывается в достаточно выгодном положении:
«Вероятно, в выигрышной позиции окажутся регионы, где развито сельское хозяйство. В складывающейся ситуации спрос на такие продукты массового потребления, как одежда и автомобили, будет падать. Но спрос на продукты, безусловно, останется неизменным. И в этом плане Ставрополье оказывается в достаточно прочной ситуации. К примеру, соседние субъекты — Калмыкия и КЧР, которые традиционно считаются бедными и дотационными регионами, но при этом с весьма развитым животноводством, могут даже существенно поменять отношение к себе со стороны федеральных властей и за счёт своих возможностей получить даже некоторый экономический рост».
Другой важной перспективой региона он считает развитие внутреннего, в том числе медицинского туризма. В мировом масштабе эта отрасль переживает величайший в истории коллапс, но у нас, на локальном уровне, всё может выйти иначе:
«Этот момент очень важен для зоны Кавказских Минеральных Вод. С одной стороны, мы будем сейчас наблюдать ситуацию, когда часть людей будет отказываться от отпусков, запланированных поездок. Но те, кто всё же решатся на это после окончания пандемии, столкнутся с тем фактом, что границы между странами ещё долго могут оставаться закрытыми и это может способствовать росту внутреннего туризма. Благодаря этому КМВ могут пережить начинающийся экономический кризис с наименьшими потерями, получив некоторую часть туристов, которые в стандартной ситуации уехали бы за рубеж».
В целом же, по мнению Фетисова, Ставропольский край очень сильно диверсифицирован, на разных территориях всё будет происходить по-разному. Невинномысску и Будённовску с высокой долей промышленности преодолеть последствия кризиса будет гораздо проще, потому что продукция таких предприятий востребована всегда. Сельские территории поддержит растущий спрос (как внутренний, так и внешний) на продовольствие. Возможно, труднее всех придётся самому Ставрополю, потому что его хозяйственная деятельность во многом сосредоточена на сфере услуг. А сервисная экономика в подобных ситуациях страдает сильнее всего и дольше восстанавливается.