пт, 26 апр.
18:59
Ставрополь
+23 °С, ясно
Эксклюзивы

Антон Чаблин: «Ждём от государства, надеемся на себя»

Статья

18 марта 2016, 12:35

Каким будет для жителей Ставрополья 2016 год? Как распределятся силы на политической арене края в результате предстоящих осенних выборов?

Известный политолог и журналист Антон Чаблин дал оценку текущей ситуации и поделился прогнозами с краевым информационным агентством «Победа26».
Пёстрый ставропольский мир
По мнению Антона Чаблина, сегодня в крае обостряются процессы противостояния, как в политической, так и в экономической плоскости. Одна из важнейших причин — в характерных для региона идеологических и мировоззренческих различиях между представителями разных групп населения.
— В чём причина этих различий и как они проявляются?
— У Ставропольского края необычное геополитическое положение — мы со всех сторон окружены регионами, очень разными по своему складу. Есть Ростов и Краснодар — мощные экономические центры. К ним тяготеют Новоалександровский, Красногвардейский районы. На Кавминводах сильно армянское, греческое, черкесское влияние. На востоке края — совершенно пёстрый мир, где есть представители коренных кавказских народностей, сирийцы, курды, этнические турки. В этом смысле Ставропольский край — часть большого Ближнего Востока.
Я часто бываю в восточной зоне Ставрополья, наблюдаю за ситуацией. Процессы, которые протекают там, я назвал бы столкновением культур. Причём культур, которые не всегда привязаны к религии. В широком смысле это, пожалуй, столкновение традиционного советского и постсоветского укладов. В связи с постоянным переселением оттуда эти явления распространяются на Ставрополь, города Кавминвод.
Примером может послужить история даргинцев. Это животноводы, которые на восток Ставропольского края начали переселяться в 1960-е годы. Была массовая программа, им даже выделяли отгонные пастбища. Сейчас они живут в непосредственной близости с единоверцами — ногайцами, туркменами. И внутри этой религиозной общности есть определённые трения. Больше того, различия в менталитете проявляются даже в пределах одного этноса. Между теми, кто воспитывался в советское время, и молодёжью. Молодым проще уехать, чем ввязываться в какие-то конфликты. И они не такие прогосударственные, как пожилое поколение.
— Если столкновение культур было ощутимо даже в годы подъёма, что же будет сейчас, когда Ставропольский край, как и вся страна, вынужден приспосабливаться к новым экономическим реалиям?
— Думаю, мы увидим расширение неформальной экономики. Есть этнический бизнес — это факт. Сильное представительство он имеет, опять-таки, в восточных районах. Примером могут служить турки. Они в основном занимаются овощеводством. При этом количество реально проживающих в Ставропольском крае турок неизвестно. По крайней мере, не было известно до введения жёсткого миграционного контроля. С ноября цифра более-менее прояснилась, но однозначной оценки по-прежнему нет. Непонятно, кто и каким образом зарабатывает.
На инвестора с вилами
— В Ставропольском крае сейчас активно обсуждается тема массового перезаключения договоров аренды сельхозугодий, находящихся в долевой собственности граждан. Многие эксперты предрекают угрозу «передела земель». Что вы думаете?
— Мне кажется, проблема преувеличена. Практически вся земля, процентов 80–85, давно уже переделена. И произошло это в те времена, когда начался массовый приход инвесторов в Ставропольский край. 15–20 лет назад.
— Когда вступил в силу закон об использовании земель сельхозназначения, в 2003 году?
— Примерно да. Что интересно, в то время у жителей села слово «инвестор» вызывало отторжение. Как к концу правления Ельцина слово «демократ» стало ругательным, а сейчас — «либераст».
— Сельчане ведь неслучайно боялись? К ним приходили люди с непонятными целями, мотивами. То ли одарят, то ли обманут…
— В ряде случаев переживали не зря. Но были и положительные примеры. В Ставропольском крае были созданы хорошие, эффективно работающие агрохолдинги, одни из крупнейших в России. Они развивают переработку, инвестируют крупные суммы. При этом мне сложно сказать, что происходило в тот период, когда они начинали агробизнес. Было ли это болезненно для дольщиков или действовавших ранее на этих землях предприятий. Хватались люди за вилы и ружья при слове «инвестор» или наоборот. Сейчас они работают хорошо. Создают рабочие места, решают социальные вопросы в сельских территориях.
— Они — да. А другие? Возможно ли, что в связи с экономическим спадом предприятия начнут урезать расходы, что негативно скажется на селянах?
— Это, конечно, звучит болезненно для жителей Ставропольского края. Но автоматизация ручного труда на селе — это объективный факт. Вся Европа так живёт. Как представитель постсоветского поколения, я — за персонализированный труд. Ещё Маркс писал, что отчуждённый труд — главная проблема капиталистической экономики. Но в этом смысле и колхозы оказались неэффективными. Люди ждали, что всё свалится с неба в виде домов культуры, детских садов, выставочных залов и так далее. К сожалению, «сваливалось» только туда, где были хорошие по нынешним временам менеджеры-председатели. А они были не везде.
Фермер или колхоз?
— Как сейчас обстоят дела с хорошими менеджерами? Мы чаще слышим, что в сфере управления — кадровый кризис.
— Многие остались с советских времён. Талантливые управленцы есть и среди молодёжи. При этом действуют они по-разному, поскольку формировались в разных условиях — образовательных, экономических.
Сейчас председатель колхоза реально должен быть управленцем не только для предприятия, но и по большому счёту для всего села. Поскольку именно к нему со всеми проблемами приходит глава. У нас в принципе большинство сёл — своеобразные моногорода, ещё с советского времени. Везде есть одно-два градообразующих крупных предприятия. Сёл, где всю землю раздали фермерам, мало. И они в основном находятся в благоприятной почвенно-климатической зоне. А на востоке всё остаётся по-прежнему: есть населённый пункт, и в нём — крупное предприятие. Хочет его руководитель или не хочет, а приходится заниматься социалкой.
— Из ваших слов можно сделать вывод, что в ставропольских сёлах — тишь да благодать. Предприятия работают, социальные проблемы решаются…
— Просто я сторонник концепции опоры на собственные силы. Потому что мы можем долго жаловаться и говорить, что всё плохо. Но, в первую очередь, блага бессмысленно ждать только от государства. Государство может что-то нам дать или построить за счёт денег, изъятых в форме налогов, акцизов и сборов. Перераспределить их в виде социальных благ — такова классическая социалистическая модель организации экономики. А я больше рыночник. И считаю, что действующие формы хозяйствования в Ставропольском крае нужно развивать и поддерживать, но постепенно, поэтапно уходить от отчуждённого труда. Фермер по определению более эффективен, чем колхоз.
— Как в таком случае будут решаться социальные вопросы?
— За счёт качественного муниципального управления. Предположим, есть некая станица, где нет колхозов, одни фермеры. Задача главы объединить их и мотивировать, чтобы они развивали социалку. Есть же пример Австралии, Бразилии, США. Там фермерский класс — основа сельского хозяйства. Можно создавать фонды взаимопомощи. В Германии фермеров обязывают скидываться на развитие социалки. Это предусмотрено федеральным налоговым законодательством. Ещё одна претензия к фермерам: не будут развивать переработку. И этот вопрос легко решается — за счёт кооперации.
— Фермер лучше, если он платит налоги. А у нас многие пытаются маскировать свою деятельность под личные подсобные хозяйства. Эту проблему поднимал в прошлом году губернатор Владимиров. Что же это за личные, не облагаемые налогом нужды, для которых требуется несколько тысяч голов скота?
— Так проявляются пережитки индивидуализма в экономике. Это другая крайность. Абсолютно нормально можно и нужно развивать цивилизованное фермерство. Причём модели развития опробованы в других странах на протяжении столетий. А у нас, надо признать, опыта нет. До революции была земская организация, потом советская, а теперь мы опять что-то пробуем.
Реальная политика — в сёлах
— Подходит к концу первый квартал 2016 года, можно сделать определённые выводы. С какими проблемами столкнулся край?
— Мы опять упираемся в теневую экономику. Люди выводят свои активы, прячут их. У меня есть конкретные примеры предпринимателей, которые перестают платить налоги под различными соусами. Что может сделать власть в этой ситуации? Полагаю, поощрить частную инициативу. И расширить программы содействия самозанятости населения. Если государство не может гарантировать сохранение покупательского уровня, нужно помочь людям прокормить себя самим.
Пока мы видим иную политику. Недавний пример — администрация Ставрополя сообщила, что город на штрафах от стихийной торговли заработал 5 миллионов рублей. Казалось бы, хорошо. Наводят порядок, борются с теневиками. С другой стороны, можно представить, кто торгует на улицах. Бабушки, возможно бюджетники, которым просто не хватает денег. У них 5 миллионов «выжали» в бюджет. Хорошо это или плохо? Я считаю, плохо.
— 2016-й — это также год масштабных выборов. Кто поборется за места в краевом парламенте и насколько активно? Могут ли выйти на политическую арену новые игроки?
— Кроме четырёх парламентских партий, побороться за депутатские кресла может «Родина» и «Патриоты России». «Патриоты» будут, скорее всего, использовать патерналистские умонастроения. Что люди знают о них? Только то, что «Патриоты» с президентом. На деле, не думаю, что они смогут получить мандаты. Нет ярких харизматичных лидеров, нет программы внятной. А «Родина», вполне возможно, войдёт в краевую думу. Зато правые, полагаю, ничего не получат. У нас никогда правые, либералы, демократы в крае не имели большой поддержки. Народ любит националистов, социалистов. В целом результаты выборов вполне предсказуемы и мало чем будут отличаться от предыдущих.
— Что думаете про Госдуму? Кому мандаты достанутся?
— Уверен, что только единоросам. Возможно, будет активная кампания. Но скорее интересным окажется противостояние на уровне партийных списков. А по одномандатникам интриги не ожидается никакой.
— Остаются муниципальные выборы. Возможны ли на местном уровне неожиданные результаты, сверхконкурентная борьба?
— В отдельных муниципалитетах — вполне возможно. У нас по краю разыгрываются 2,5 тысячи мандатов. В сёлах — огромное количество выборов. Конечно, главная интрига будет там. Потому что именно там — настоящая политика, а не политтехнология. Та политика, которая становится формой и способом решения реальных проблем людей.
На самом деле всё решается на местах. Посмотрите результаты выборов глав сельсоветов или сельских депутатов. Там реальное противостояние идёт. Причём сейчас, в условиях, когда борьба за места будет жёстче, я думаю, результаты будут ещё менее предсказуемыми.
«Всё плохо, но будет хорошо»
— Есть мнение, что зрелость общества можно оценивать не только по результатам выборов, но и по уровню гражданской активности в информационном пространстве. По тому, насколько открыто люди говорят о своих взглядах и отстаивают общественные интересы. Какая картина, на ваш взгляд, наблюдается в Ставропольском крае?
— На мой взгляд, всё, чем занимаются сейчас большие акулы журналистики, прессы и телевидения, — это всё день вчерашний или уходящий сегодняшний. Сейчас люди, которым до 30, живут немножко другим, мне так кажется.
— Чем же?
— В большей степени виртуальным общением. Сейчас палитра возможностей общаться — очень широка. Сложно судить о сельской местности, но в городах это так: каждый формирует свой узкий круг интересных людей и обсуждает в нём события, явления. И общественно-политическая проблематика в широком смысле, большие выборы, какие-то большие войны, Донбасс, Сирия… всё это для людей идёт информационным фоном. Ситуацию можно сравнить с той, которая сложилась на Северном Кавказе в период КТО. С каждым последующим терактом степень эмоциональной травмы общества снижалась. Люди стали воспринимать это как неприятный, но всё же фон.
На самом деле, это страшно. Повышение терпимости к трагедиям — показатель глубокого ментального кризиса в обществе. К сожалению, это издержки экономического положения и той геополитической ситуации, в которой мы оказались. Люди пытаются сбежать от постоянного хардкора, который идёт по всем телеканалам. Они атомизируются, закрываются в своей скорлупе, формируют узкий круг. Я знаю людей, предпринимателей в том числе, которые не читают газет, не смотрят телевизор и даже не заглядывают в интернет-издания. Они живут проблемами бизнеса, семьи, своими увлечениями. Происходит своеобразный внутренний дауншифтинг.
— И что же ожидает наше атомизированное общество в ближайшем будущем?
— Годы реформ сформировали у россиян мощную тягу к адаптации. Мы не гедонисты, как, например, жители Швейцарии или Монако. Мы хоть и ждём от государства многого, но всегда знаем, что надеяться надо только на себя. Думаю, степень адаптации будет очень высокая. Люди смогут преодолеть этот кризис. Конечно, не безболезненно. Но каких-то серьёзных потрясений я не прогнозирую. По крайней мере, в этом году точно. А в следующем — посмотрим.
В общем, пока всё плохо, но будет хорошо.