Василий Рогов — участник чемпионатов Европы и мира, многократный призёр и победитель международных соревнований, четырёхкратный чемпион Израиля. По окончании спортивной карьеры участвовал в ледовых шоу Ильи Авербуха, а детей тренирует около десяти лет.
— Василий Михайлович, как в вашей жизни появилось фигурное катание?
— На каток меня привели родители. У меня были проблемы со спиной, и врачи порекомендовали фигурное катание. Мне было тогда лет шесть, и по тем меркам это считалось ранним возрастом для занятий. Это сейчас на лёд дети выходят уже в 3–4 года. Сначала я занимался в группе на платной основе, а примерно через год меня заметили и взяли в парное катание. И потихоньку пошло — докатился до сборной Белоруссии.
— Мальчики в танцах всегда в дефиците — что в народных, что в классических, что в фигурных. У вас в связи с этим была возможность выбирать себе партнёрш?
— Смотря на каком уровне. В детстве с кем поставили — с тем и катайся. Когда стал постарше, начал вызываться в национальную сборную — там уже мнение спортсменов учитывалось, когда шёл подбор партнёров.
Вообще фигурное катание — такой вид спорта, в который мальчики не очень стремятся идти. Тем более в регионах. У меня большого желания не было. Я вам больше скажу: тогда в Белоруссии даже хоккей не особо был популярен. В зимних видах спорта царило какое-то затишье. Это было время развала Советского Союза, о спорте особо никто не думал. Тем не менее тогда ещё существовала система бесплатных занятий, сейчас такие школы можно пересчитать по пальцам. Одна из них — «Наследие», где есть бюджетное финансирование.
— Как родителям удалось вас уговорить заниматься фигурным катанием?
— Меня особо никто и не спрашивал. Просто отвели и сказали — будешь заниматься. Нет, конечно, существовал определённый подкуп в виде сладкого или игрушек. С тех пор, кстати, ничего особо не поменялось: достаточно сложно маленького ребенка — что мальчика, что девочку — заставить заниматься тем, что ему не по душе.
— Когда у вас появился интерес к фигурному катанию?
— Наверное, ближе к юниорскому возрасту — лет в 11–12. К этому времени я уже начал более-менее регулярно ездить по соревнованиям, появились амбиции, азарт.
— А когда пришло осознание, что это — дело вашей жизни?
— Не было какого-то определённого момента. Я параллельно, пока была возможность, занимался футболом, волейболом, плаванием. Но потихоньку эти виды отходили, и в итоге осталось только фигурное катание. А лет в 15–16 начались серьёзные турниры на международном уровне — юниорские Гран-при, чемпионаты Европы и мира. И в этот момент я решил повесить коньки на гвоздь.
— Что случилось?
— Наметился профессиональный кризис. Наша пара привлекалась в белорусскую сборную, но мы всё время были на вторых ролях. У нас страна маленькая, поэтому в отличие от ведущих спортивных держав: России, Канады, США квоты для выступлений на международном уровне были скромными. На соревнования за рубеж ездили только первые номера. В таком режиме прошла пара лет, мне этот бесперспективный расклад порядком надоел, и я решил заканчивать.
К тому же в этот момент из Израиля на каникулы приехал мой двоюродный брат, который там учился. Он рассказал, как там обстоят дела, и родители предложили мне тоже поехать учиться в школу в Израиль. Я согласился.
— Хотелось учиться за рубежом?
— Как любому подростку, мне на тот момент больше всего хотелось избавиться от родительского контроля (смеётся. — Прим. ред.). Мне хотелось свободы — я её получил. Но в нагрузку также получил все вытекающие проблемы самостоятельного существования. Жизнь в общежитии — не сахар в любой стране мира. Хорошо, что хоть не было глобального языкового барьера — меня окружали в основном русскоговорящие люди, тогда из республик бывшего СССР в Израиль ехали многие.
— Чем удивил Израиль?
— Жарой — я её не очень хорошо переношу — и повышенной религиозностью. Я человек не особо верующий — мне это было непонятно.
Честно говоря, после полугода жизни на чужбине я уже подумывал о возвращении домой, но тут мне в руки попал номер телефона президента местной федерации фигурного катания. Мы с ним переговорили и скоро меня взяли в сборную Израиля, где также преобладали русскоговорящие спортсмены. Сборная была достаточно сильная, в ней выступали призёры чемпионатов мира и Европы, а, допустим, наша пара входила в топ-15 по итогам чемпионата Европы. Для маленькой страны это очень хорошие результаты.
— Ваша партнёрша тоже была русскоговорящей?
— Нет, она американка. Я к тому времени уже более-менее выучил английский язык. К тому же мы в основном жили и тренировались в США.
— Как так?
— Израиль — тёплая страна, там развиты в основном летние виды спорта. При этом в то время на всю страну был только один каток — на границе с Ливаном, там проходили чемпионаты страны. А весь тренировочный процесс вёлся в США. Я, правда, кроме катка, ничего толком не видел. На выходные, конечно, удавалось куда-то выбираться, но ненадолго — спортивный режим не позволял наслаждаться прелестями обычной жизни. А вот условия для тренировок были прекрасными.
В результате мы отобрались на Белую олимпиаду 2014 года в Сочи, но моей партнёрше не дали израильское гражданство. На чемпионатах мира и Европы достаточно, чтобы гражданство страны, которую представляет дуэт, было у одного из спортсменов. Но на Олимпиаде такой штамп в паспорте должен быть у обоих. В общем, мы завоевали для страны олимпийскую лицензию, но поехали вместо нас другие фигуристы. Моя партнёрша настолько расстроилась, что закончила кататься совсем. Я остался на распутье один, мне к тому моменту было 24 года. Если бы я начал всё сначала — значит, пришлось бы пролететь мимо олимпийского цикла.
— Почему?
— Потому что в нашем виде спорта есть очередь. И определённый субъективизм. Здесь не как в плавании — если первый приплыл, вот тебе медаль. Всё несколько сложнее.
Тем не менее спортивную карьеру я закончил не сразу. Велись длительные и изнурительные переговоры по моему переходу в российскую сборную, но они закончились ничем.
— Что помешало?
— Израильская федерация не дала разрешение. Люди посчитали, что слишком много средств и сил в меня вложили, чтобы позволить выступать за другую страну. На этом, собственно, моя спортивная карьера и завершилась.
— Долго отдыхали и искали себя в новой жизни?
— Вернулся в Минск, недели полторы побыл с родителями и улетел в Россию, где стал выступать в ледовом шоу Ильи Авербуха. Это было весело, но со временем я стал больше тяготеть к тренерскому ремеслу.
— Вы до этого были знакомы с Ильёй Изяславичем?
— Нет, близко познакомились, когда я прибыл в Москву. Со временем подружились, этому способствовало то обстоятельство, что моя жена — личная помощница Ильи.
— Как вы считаете, зачем успешному спортсмену, хореографу, режиссёру, продюсеру «заморачиваться» с детскими школами в далёкой провинции?
— Как любому амбициозному человеку и чемпиону, Илье хотелось сделать что-то своё, оставить след в истории российского спорта — открыть свою школу. А если её воспитанники ещё будут показывать хорошие результаты, то это вообще прекрасно. К этому мы в нашей школе и стремимся.
Кстати, Илья Авербух регулярно приезжает, общается с воспитанниками школы, контролирует процесс. Он постоянно на связи, следит за делами школы, держит руку на пульсе событий.
— Как у вас возник вариант со Ставрополем?
— Во время пандемии коронавируса работы не было, поэтому приняли решение поработать в Сочи. А потом Илья начал вести разговоры про открытие школы в Ессентуках и поинтересовался, не хочу ли я там поработать. Долгое время запустить проект не удавалось, но потом процесс очень быстро завертелся, и буквально накануне открытия школ всё переигралось — и вместо Ессентуков я оказался в Ставрополе.
— Что-то знали о городе прежде?
— Я вам больше скажу: я бывал здесь в детстве. Мой папа работал дальнобойщиком и иногда брал меня в рейсы, в том числе в Ставрополь. Мне нравится местный климат, люди. Здесь комфортно. Но есть и сложности.
— Какие?
— Рабочие. Бывают случаи, когда отдельных родителей наших воспитанников что-то не устраивает и они начинают давить на тренеров с помощью административных ресурсов. Это, конечно, не смертельно, но отвлекает от работы.
— Вы ехали в Ставрополь сразу на должность старшего тренера?
— Нет, я к этому вообще не стремился, ехал исключительно тренировать детей. Но наш старший тренер ушла в декрет, у меня был разговор с Ильёй Авербухом, и в итоге меня назначили на этот пост. Так что теперь приходится заниматься ещё и организационными моментами.
— Сильно они отвлекают от тренерского творчества?
— Это забирает больше моральных сил, чем физических.
— Ставрополье — край южный, зимние виды спорта здесь не особо развиты. С появлением школы «Наследие» можно говорить о качественном прорыве в этом направлении?
— К моменту открытия школы «Наследие» в Ставрополе фигурное катание развивалось уже достаточно активно, мы приехали не на голое место. Появление нашей школы — ещё один плюс в развитии этого вида спорта. Конкуренция повышается — и это прекрасно, она способствует росту мастерства. Чем больше школ, тем интереснее работать. Большой плюс нашей школы в том, что есть бесплатные занятия для детей, что помогает заниматься зимними видами спорта ребятам не из самых обеспеченных семей. К тому же поддержку нам оказывают правительство региона и губернатор.
— По вашим прогнозам, как скоро «Наследие» начнёт выпускать чемпионов всероссийского масштаба?
— Здесь всё индивидуально, зависит от ребёнка. Есть дети, которые за пять лет проходят путь от нулевого уровня до спортивных разрядов. А кому-то и 15 лет для этого мало.
— И всё равно южным спортсменам потом приходится уезжать в столицы, чтобы продолжать прогрессировать?
— Во всём мире система так работает. Лучшие из лучших попадают к ведущим тренерам в сборные, которые обычно базируются в столицах. Многие наши чемпионы из регионов. Надо работать, верить в себя — и всё получится.