— Елена Викторовна, у вас образование юриста. Как попали в социальную сферу?
— Направление моей профессиональной деятельности оказалось таким именно из-за образования. Я заканчивала школу в советское время, хотела быть юристом. Но в юридический институт поступить можно было, только имея либо опыт работы, либо с соответствующим средним специальным образованием. В СССР было всего три юридических техникума. Один из них — армавирский. И вот я после восьмого класса поехала в Армавир. Поступила на специальность «Юриспруденция и право в системе социального обеспечения». По распределению вернулась в родной Ставрополь. В 17 лет начала работать в органах социального обеспечения, сейчас это органы социальной защиты. И по сей день этим занимаюсь.
В 1990-е попробовала поменять сферу деятельности, пошла на крупное предприятие. Но поняла, что это мне не подходит. Работая в соцзащите, ты видишь результат, испытываешь удовольствие, что кому-то помог. Или если невозможно помочь, придумываешь что-то — и человеку становится немножечко лучше. Мне нравится, люблю свою работу.
— Приёмы граждан сами проводите? Встречаются какие-то особенные случаи, интересные люди?
— Конечно. Недавно пришла на приём 96-летняя, но очень активная жительница Ставрополя. Её всё устраивает в жизни — размер пенсии, выплаты, социальный работник. Пришла к нам с вопросом: почему этот социальный работник не может каждый день читать ей газеты. Она бывший журналист, и есть такая потребность, но сама уже не может, зрение подводит.
В Новопавловске внезапно пришла женщина, которая не записывалась. Ей 82 года. И я не могу себе представить проблему, которую мы не обсудили. Но всё равно я ей не понравилась, потому что не сказала того, что она хотела услышать. Считаю, что это неправильно — человека обманывать, говорить, что мы постараемся решить его проблему, если я знаю, что эта норма правовая не поменяется, она логически обоснованная и действует на территории всей страны. Зачем я буду давать человеку ложную надежду? На мой взгляд, это неправильный подход к приёму граждан.
— Чиновников принято ругать. А бывают благодарности?
— Очень редко, но всегда очень приятно. В адрес социальных работников, которые обслуживают на дому бабушек-дедушек, зачастую приходят письма с благодарностями. Кто-то говорит спасибо, кто-то принимает всё как должное. А есть и те, кто за месяц 13 социальных работников меняет — и всё равно недоволен.
Социальный работник невольно становится членом семьи. Ходит за продуктами, убирает, помогает готовить. Он знает твои привычки, твои пожелания, какие лекарства ты принимаешь, что тебе нужно, к какому врачу ты ходишь. Он живёт нуждами пожилого человека, которого обслуживает.
— Работники социальных служб постоянно пропускают через себя чьи-то личные истории. Как справляетесь?
— После посещения любого нашего стационарного учреждения месяц, наверное, нужен, чтобы перестать думать об этом. Потому что каким бы хорошим ни был дом-интернат — это дом-интернат. А если это учреждение для умственно отсталых детей, то ещё тяжелее. Пытаемся их учить, социализировать.
Дети, изымаемые из трудных семей, попадают сразу в наши приюты. Зачастую ребёнку уже лет восемь, а он не умеет даже пользоваться ложкой-вилкой, никогда не видел нормального постельного белья. А если он ещё и жертва насилия, то это вообще очень страшно.
Смотришь на них и стараешься абстрагироваться от их прошлого, живёшь их настоящим. Сейчас у них всё хорошо. Они ходят в нормальную школу, в обычный детский сад, общаются с нормальными людьми — они социализированы. И вот этой мыслью пытаешься настроить себя на какой-то позитив.
Есть вдохновляющие примеры. В геронтологии у нас живёт мужчина. Родился без рук и ног. Родители отказались от него сразу. И он всю жизнь в госучреждении. Но вы не представляете, какой это оптимист. По городу ездит на коляске — директор нашёл спонсоров, купили. Плюс он очень открыт. У него страничка в соцсетях, его постоянно зовут на какие-то форумы. Ездит, общается с людьми. Его оптимизму позавидуешь. Он видит в жизни только хорошее.
— Три года вы руководите министерством. Можете вспомнить, с чем столкнулись, когда начинали?
— Надо должное отдать предыдущему министру, Ивану Ивановичу Ульянченко — к моменту моего прихода в министерство система была налажена, работала чётко, коллектив профессионалов — людей, которые выросли в этой системе, которым нравится эта работа. Случайный человек у нас не задержится, невозможно — не тот уровень оплаты труда.
В 2019 году началось внедрение системы долговременного ухода за пожилыми. Вошли в пилот и сейчас уже заняли лидирующие позиции в этом направлении. В этом году на Северо-Кавказский форум 17 регионов приехали перенимать этот наш опыт.
— Бюджет на 2024 год распределили. Значительная часть пойдёт на соцвыплаты. Но их много разных — и СВО, и многодетные и др. Хватит ли всем?
— Нисколько не сомневаюсь, что хватит. Более того, в бюджете предусмотрена ещё и индексация всех наших краевых выплат с января. Средства, которые были заложены, рассчитывались из тех объёмов, которые необходимы министерству. Ни на копейку нам эти объёмы не уменьшили — сколько просили, столько и дали.
Возможно, нам и хотелось что-то дополнительно. Но сейчас, наверное, для этого не лучшее время.
При этом у нас нет ни одного дома-интерната, реабилитационного центра, приюта, который был бы в аварийном состоянии. У нас постоянно выделяется финансирование на поддержание их в надлежащем состоянии. Чтобы наши дедушки, бабушки, детки жили в нормальных условиях. Чтобы были возможности для разных активностей. В геронтологическом центре, например, и концерты устраивают, и на термальные источники ездят, и фиш-терапией занимаются — так они рыбалку называют. Это не считая кружков по интересам — шитьё, войлоковаляние, нарды, шашки, шахматы, бильярдный стол, настольный теннис. Постоянно мини-турниры проводят.
— Раньше было много зарубежных спонсоров, которые помогали таким учреждениям. Какая сейчас ситуация? С началом СВО иностранцы ушли?
— У нас давно остались только российские спонсоры. Если иностранцы и поддерживают, то только через российскую компанию. Но это не связано с СВО. Постепенно, ещё до коронавируса, наши предприятия вышли на такой уровень, что уже готовы делиться с людьми, которые в этом нуждаются.
Бывает, что к нам обращается человек с проблемой, но у нас нет юридической возможности оказать эту помощь. И мы обращаемся к крупным предприятиям: пожалуйста, помогите крышу перекрыть, ребёнка отправить на лечение — квоту дали, а на проезд денег нет. Практически все отзываются. Это дорогого стоит, мне кажется, что в нашем обществе складывается такая поддержка.
— С началом СВО прибавилось работы у министерства?
— Конечно. С 2022-го по 2023 год мы произвели разных выплат почти на 10 млрд рублей. Это колоссальный труд. Каждая выплата — пакет документов, где-то надо помочь человеку, запросить и получить какой-то дополнительно документ. Наши сотрудники работают и в выходные, потому что хочется, чтобы все получили всё, что только возможно.
В законе про поддержку участников СВО и членов их семей очень большой перечень мер, различные денежные выплаты. И это всё идёт через наше министерство.
— Вы министр и многодетная мама. Ещё и спортом увлекаетесь. Как это возможно? Сложно ли находить баланс?
— Всё возможно совмещать. Если есть помощь семьи, супруга, то тут вообще вопросов нет.
— Когда «Победа26» устраивала волейбольную игру, вы тоже пришли на тренировку. Всю жизнь спортом занимаетесь?
— Мне казалось, что все люди всю жизнь занимаются спортом. Я же выросла в советское время. У нас в школе №23 Ставрополя большинство занимались лёгкой атлетикой. Что-то кидали, куда-то бежали, прыгали в высоту, постоянно соревнования какие-то были.
Волейбол в детстве мне ужасно не нравился. А во взрослом возрасте стал не просто увлечением — я бы сказала, что появилась зависимость. Не только волейбол, мне очень нравится бадминтон — это очень динамичный вид спорта.
Мне кажется, без спорта вообще невозможно жить. Ты выходишь на площадку, начинаешь двигаться, это позволяет проветрить голову и потом уже с новыми силами приступить к новому рабочему дню. Поступательное движение рукой — это вообще лучшее лекарство от нервных расстройств.
— Кроме спорта есть ещё увлечения?
— Нет. Спорт занимает всё свободное время, которое есть. Но я не считаю спорт увлечением. Это просто семейная жизнь. Любую поездку стараемся приурочить к чему-то спортивному. Например, в зимние каникулы прошлого года мы ездили на волейбольный кемп. Приезжаешь, отдыхаешь в новой обстановке и занимаешься волейболом.
На ноябрьские праздники ездили в Ростов, детей в аквапарк хотели сводить. Нашли с мужем там тоже волейбольную тренировку, сходили, потренировались с местными жителями.
В любом городе, в котором мы бываем, стараемся попасть на какое-нибудь спортивное мероприятие — либо волейбол, либо бадминтон.
— Вас представляют как министра из Ставропольского края?
— Нет. Иногда смущает реакция людей. Недавно в обеденный перерыв зашла на Верхнем рынке в чебуречную. Сзади меня стоял мужчина: «Я не знал, что министры едят чебуреки». А я люблю эти чебуреки, почему я должна себя ограничивать?
— У многих в голове не укладывается, что министр может жить такой простой насыщенной жизнью.
— Мы очень дружим с федерацией волейбола Калмыкии и часто ездим туда на соревнования. И я полгода приучала их к тому, что министр приезжает, сидит на лавочке, кричит — может, даже что-то нецензурное. Мне кажется, в спортивных трусах на площадке все равны.